Спустя несколько лет я кое-как дописал роман. Доплыл на его же волне и его интонации. Но опять «сорвал голос», и счастливое ощущение игры и легкости (осо­бой — весомой легкости), свободы и власти ушло. Разве что в долгой и сосредоточенной работе вдруг что-то напом­нит о нем, как записка некогда любимой женщины или зеркальце, забытое ею после давнего свидания.

Есть ли необходимость пояснить притчу о голосе?

Чей это дар и зачем он?

Не знаю. Ясно одно: будь он только мой и не имей он своего предназначения, я забыл бы потерю.

Но жизнь продолжалась. И продолжалась работа.

После «Брака по-имеретински» я написал «...Где отчий дом»,— выпустил сборник рассказов «Ночь и утро». И вот теперь — «Вниз и вверх». Скажем прямо — негусто. Но сбор привычного урожая на сухмене — занятие трудоем­кое. Этих книг мне никто не диктовал. Я пивал их сам, страницу за страницей. Перечеркивал и снова писал. Откладывал авторучку, читал беллетристику и думал...

Для новейшей литературы характерен обостренный интерес к нравственно-философской проблематике, мо-

Ралъная обеспокоенность и тревога. Надо ли говорить о том, что причин для тревоги более чем достаточно. Наш устрем­ленный в будущее радостно-нетерпеливый взгляд вместо хрустальных дворцов, молочных рек и всеобщего братания неожиданно обнаружил такие явления, как истощение почвы и природных ресурсов, заражение окружающей среды и озонные дыры, неуправляемый рост городов, глох­нущих от грохота транспорта и задыхающихся от смога, и страшные пандемии, против которых покамест бессильна медицина; к угрозе ядерной войны, все еще не исключен­ной из вероятных прогнозов, добавилась угроза «мирного атома»... Немудрено, что проповедники, объявившиеся повсюду на исходе второго тысячелетия, заговорили о конце света...