Книга всегда была для меня советницей, утешительницей, красноречивой и спокойной, и я не хотела исчерпать ее благ, храня их для наиболее важных случаев.
Жорж Санд
Ч^о-то он разговорчив с утра. С ним это не часто.
— Ну а ты как? — спрашивает.
Прислонив к груди мотыгу, правой рукой приподнимаю левую: стоит ее отпустить, она виснет плетью, но что-то в ней сопротивляется, ищет силы, и от этого по обмякшим мышцам щекоча пробегают токи, словно тончайшая дрель вибрирует в них.
Комья земли крошатся под ногами. Зеленые вензеля на лозе длинней и замысловатей. Листочки высунулись и распрямляются шурша.
Весенний день горяч и чист.
На этот раз я в шапке и не прячусь в тень.
Ивлита приходит из школы раньше обычного. Повозившись на кухне, хмуро кличет нас.
На столе кувшин вина — кто-то из соседей прислал. По вкусу пытаемся определить — кто; раньше это было просто — вино походило на хозяина как сын на отца; у нынешнего искусственного пойла одинаковый резкий привкус, как будто в нем растворен комок извести. Задетая нашими замечаниями, Ивлита недовольно хмыкает:
«Дареному коню в зубы не смотрят. Конечно, оно сделано на сахаре, а как же еще! На соли ведь его не сделаешь...»
И это — дочь Онисе Капанадзе!.. Хотя дедушки нет уже двадцать один год — за это время все и переродилось.
Спохватившись, Ивлита входит в дом, выносит мне письмо в незаклеенном конверте.
— Совсем вылетело из головы: на обратном пути Этери Георгиевну проведала, а она это послание вручила. Больше недели, говорит, никакой оказии, хоть по почте отправляй. Вон и адрес на конверте написала; жаль, красивый конверт зря пропал...
Вынимаю письмо, разворачиваю.
«Милый мой зспЬа!
Позволь обратиться к тебе так, поскольку весь последний месяц я прилежно перечитываю твои книги и много думаю о тебе.
Прежде всего мне хотелось бы уточнить некоторые свои давние оценки и соображения. Поверь, что я делаю это не из терапевтических побуждений, а из любви к истине, которая сейчас, перед смертью, сделалась особенно дорога. В моем возрасте все хочется назвать своим именем и всему дать настоящую цену, с тем чтобы, покачиваясь в лодке Харона, не испытывать угрызений совести и сожалений хотя бы но этому поводу — и без того сожалений будет слишком достаточно.