Видеть прекрасно изданную пустую книгу так же неприятно, как видеть пустого человека, пользующегося всеми материальными благами жизни.
Белинский В. Г.
Мальчик в темно-синем кителе, аккуратный, даже несколько чопорный: застегнутый на крючки стоячий воротник облегал тонкую шею и подпирал подбородок, отчего он держал голову слишком прямо. Круглые румяные щеки, доверчивый, добрый, чуть вопрошающий взгляд, даже густые брови, сросшиеся на переносице, не могли придать ему угрюмости; а рот розовый, пухлый, почти младенческий. Было какое-то несоответствие между детски-наивной чистотой этого лица и не по годам рослой фигурой, затиснутой в школьный мундирчик. Это несоответствие осталось на всю жизнь.
(Когда во время похорон ненадолго открыли его изувеченное лицо, все увидели страшную сквозную рану под глазом и детский рот.)
Сейчас, думая о его трагической гибели, я вижу, что она была роковым образом предопределена. Для такого вывода ненадобно ни ясновиденья, ни особой проницательности: в завершившейся жизни, как пороги и берега после паводка, проступает замысел судьбы. Но меня мучает какая-то недосказанность: дело в том, что личность Джумбера всегда вызывала ощущение предопределенности. Пожалуй, первой его учуяла тетушка Ивлита: из-за пугливой чуткости ко всему, что могло обернуться опасностью для меня, она всегда относилась к Джумберу с опаской, и чувство тревоги, вызванное им, было бессильно перед симпатией и приязнью. Уж я-то знаю, что ее тревожила не судьба моего друга; ничья судьба, кроме моей, ее не занимала. Но, видя нашу близость, она побаивалась за меня, ибо рядом с ним опасность грозила и мне. Существует такое понятие — опасная зона. На незавершенных стройках, на стрельбищах, на горных дорогах то и дело попадаются предупредительные надписи: «Опасная зона!» Вокруг Джумбера Мхеидзе была опасная зона, зона повышенного риска, она возникала, куда бы он ни перемещался, где бы ни жил и чем бы ни занимался, и, стало быть, исходила от него.
Откуда бралась опасность?
Он не уклонялся.
Стоило в поле его зрения появиться злу, низости, коварству, просто опасности, он не уклонялся и не отводил глаз, а, так сказать, пришпоривал Росинанта. В жизни слишком много зла, и даже лучшие из нас частенько уклоняются от схватки. Он же не уклонялся никогда, и это не могло кончиться иначе.
В наш прагматичный век необдуманность странна, нелепа, дика; мы разучились действовать по побуждению души, пренебрегая анализом ситуации — так сказать, тактикой и стратегией: их много, а я один; этот вооружен, у того большие связи, а здесь слишком темно и нет постового — количество комбинаций, пригодных для самооправдания, поистине безгранично...