Тетя Ивлита просила хлеб принести,— говорит он, обтирая руки о штаны.

Л в мешке что?

Не знаю. Отец с Натой положили чего-то...— Под­ходит сзади и, перегнувшись, заглядывает мне в лицо.— Ну как ты?

— Ничего,— смотрю мимо него на ласточек и далекую белую гряду.

— У меня сегодня отгул. Хочешь, поработаем?

— Свой виноградник уже перелопатил?

— А то как! На пару с отцом.

— Латиф еще управляется?

— За троих! Старый вол борозды не портит...

Встаю. Долго с трудом разуваюсь.

Медленно идем по тропинке к винограднику. Нугзар украдкой наблюдает за мной. Левая нога все еще парализо­вана — бессильна и неуправляема в движении и ненадежна как опора, поэтому я почти не опираюсь на нее, а каждый раз с трудом подтягиваю — тряпично вялую и дряблую. Я успел свыкнуться с тягостным ощущением слабости и не­управляемости ног, но оно знакомо мне давно, значительно раньше — из кошмарных снов, когда в минуту опасности или отчаянной спешки ноги делались вязкими, как тающий парафин, и то подламывались, то заплетались, как корни. Особенно трудно дается перелаз через ограду высотой не больше метра. Нугзар деликатно отворачивается. Уте­шаюсь тем, что еще месяц назад перелаз был мне совсем недоступен.

Но вот мы в винограднике. Находим оставленные между лозами лопату и мотыгу. Нугзар принимается лопатить; выворачивает большие комья и рассекает их надвое. Я по­легоньку тюкаю мотыгой. В осенний виноградник гол и не­пригляден. Лозы коряво обвивают покосившиеся подпорки. Все в черных волокнах, словно обугленные, они похожи на умученных жизнью старух и кажутся высохшими и бес­плодными. Но из обуглившихся лоз проклюнулись поч­ки, потянулись ростки, кое-где закручиваясь в тоненькие зеленые вензеля. Рыхлая земля щекочет ступни, наполняет тело едва уловимым зудом — звоном, особенно ощутимым в ногах. Видимо, ощущение это вызвано улучшением кро­вотока в конечностях: то-то меня все тянет босиком на вспаханную землю!..

Нугзар то и дело оглядывается: «Ну, как?» Киваю ему: дескать, порядок. Рубаха у него на спине быстро взмокает.

Он снимает и вешает ее на кол, подпирающий лозу. Гово­рит озабоченно: «Как бы тебе голову не напекло. Хочешь, за шапкой сбегаю?» — «Не надо, еще не жарко». Опершись о лопату, смотрит, как я мотыжу, и улыбается: «А ты сегодня молодцом! Давай-давай!..»