Байты — восточная песня.

И усыпанный цветами. Его несли в наклонном положении, так что прохожие видели усопшего, как бы укоризненно покачивавшего головой в такт шагов. К кладбищу со всех сторон стекалось множество процессий — зрелище доста­точно жуткое, оно просочилось в подкорку, прожгло язвоч­ку и много лет порождало кошмары.

Другое потрясение я испытал, случайно оказавшись на пути у толпы, валившей со стадиона после футбольного матча: меня смяли, вытолкнули на обочину и притиснули к стене, и не по злобе или в досаде, а равнодушно, безраз­лично, слепо.

Так уж случилось, что прежде я не был в Тбилиси, но как всякий грузин заранее, заглазно любил его, любил даже звук его имени — три теплых затихающих слога, словно бы покрытых персиковым пушком...

Столь давние воспоминания можно ворошить руками: уцелевшее согреет, но не обожжет...

Элико жила на Лоткинской горе, в начале так называе­мой Нахаловки: в перенаселенном трехэтажном доме с пристройками и верандочками занимала крошечную ком­натку на втором этаже. Горестные уроки тридцатилетней жизни не убавили в ней жизнерадостности и не научили осторожности. Слабая надежда на благосклонность судьбы заставляла ее (без особого, впрочем, рвения) оберегать остатки репутации — она попросила меня приходить толь­ко ночью, попозже, предварительно убедившись, что все соседи отошли ко сну: дом стоял в неглубоком овраге и просматривался с пригорка. Она настоятельно и не без юмора просила также не спутать впотьмах дверь, посколь­ку ближайший сосед — «плешь фиксатая» — имеет на нее серьезные виды, а наутро исчезать до рассвета, чтобы — боже упаси — никто не увидел ее ночного гостя!

Больше двух недель прожил я в отведенной мне сомни­тельно лестной роли «ночного гостя». Днем же я был сво­боден, как можно быть свободным в городе, где тебя никто не знает. Такая свобода сродни бездомности.

Поначалу я все кружил возле дома на Лоткинской — боялся потерять его из виду и заблудиться. Но уже через день, обозначив для себя ориентиры, добрался до вокзала: мне хотелось есть, а денег не осталось ни гроша, взятых из дома едва хватило на билет и сладости, купленные в первый вечер по приезде.