Читая в первый раз хорошую книгу, мы испытываем то же чувство, как при приобретении нового друга. Вновь прочитать уже читанную книгу — значит вновь увидеть старого друга.
Вольтер
А потом был домишко в глубине двора — на высоких сваях, под тесовой крышей, с его духом веселой бедности, не замечающей ни тесноты, ни сырого холода, не обращающей внимания на эти мелочи, такие ничтожные по сравнению с радостью встречи, с праздником знакомства, всем обрядом гостевания и проводов, всегда одинаковым и неизменно новым; ведь гости так разнообразны, в особенности дальние, как этот худой мужчина в длинном пальто и в калошах; чего стоит хотя бы его говор с уморительной, как бы вопрошающей интонацией и непонятными словечками — еще прыснешь не к месту, боже упаси, лучше не вслушиваться... И были в том доме дочери Ипполитэ — молодые смешливые девы: подвыпивший Ипполитэ призывал их к себе и, сняв со стены чонгури, требовал песен, а разгулявшись, отбивал на стуле плясовую и громко выкрикивал: «таш-туш, таш-туш!»; дочери пели приятно и складно, незаметно перемигиваясь, а одна из них даже встала и, отворачивая раскрасневшееся личико, несколько раз прошлась в танце; при этом Ипполитэ пинал гостя в бок, норовя вытолкнуть из-за стола, но гость только хлопал в ладоши и улыбался; была в доме сладкоречивая хозяйка, с имеретинскими извинениями собравшая мужчинам ужин: «Вы уж не обессудьте, мы по-простому, по-крестьянски, лобио, сыр и кукурузная лепешка — но от всего сердца!» С этими словами лукавого покаяния на стол ставились стопки хачапури, маринады в мисках, домашние сладости и удивительное вино — душистое, нежное и чуть шершавое; на заинтересованный взгляд дедушки, пригубившего стакан, Ипполитэ с горделивой улыбкой ответил, что это «изабелла», смешанная с «чхавери»... И была еще в доме племянница хозяйки, сирота, взятая в дом из милости... Как бы получше ее разглядеть в сутолоке застолья! Она не пела и не плясала с двоюродными сестрами: она хлопотала, помогая хозяйке,— ломала хворост и рубила дрова для очага, мыла тарелки и переливала вино, подавала и убирала, стоя наготове у двери, как прислуга, однако в ее услужливости не было ни тени принуждения — только доброта и приветливость, только готовность и радость, оттого что она что-то делает для близких и дорогих ей людей. Этато девушка — племянница и сирота — покорила случайного гостя и вскоре стала ему женой и матерью его детей, от которых в свой черед родились дети...