Соколов вернулся страшно недовольный, плюхнулся на диван, закурил, кинул сигареты Тане. Прощупывая обстановку, она спросила:

— Витька ушел, что ли?

— Да нет, — поморщился он. — Взяли его. Но все выглядит несколько хуже, чем я предполагал. Мне в голову не приходило, что в нашей среде столько неосторожных людей. Ладно, это мелочи. У тебя что-нибудь новенькое есть?

Вначале Таня хотела выпалить о своем желании поработать с ними, но потом решила начать не с этого:

— Миш, непонятная история: какой-то осел звонит каждую ночь без четверти два и молчит. А вчера, то есть сегодня, назвал меня по имени. И, знаешь, голос у него очень поож на Сашкин.

— Да? Интересно... Очень даже интересно. Это не вписывается в мою схему, — пробормотал Соколов. — Совсем не вписывается. — Откинувшись на спинку дивана, он задумался, потом неожиданно спросил: — А что по этому поводу думают твои предки?

— По-моему, они считают, что я слегка двинулась.

— А звонков они не слышат, что ли?

— Слышат, но... Там еще есть свои затруднения.

— Ясненько... А твои родители не могут положить тебя в больницу? Я имею в виду, в психиатрическую.

— Могут. Один раз мама клала меня туда.

— Об этом кто-нибудь может знать? Что твои родители способны на это?

— Н-ну, в институте... Я вот боюсь, что мама узнает о том, что было в институте, тогда она действительно потащит меня к врачу.

— А что там произошло?

— Я с Васиным поругалась, и меня теперь вся группа сумасшедшей считает. Он долго распалялся, что V мен л

Шизофрения, что у меня бред, поэтому ни одному моему слову верить нельзя...

— Стоп, Таня, кажется, я все понял. — Соколов оживился. — Ну-ка, какие первые признаки острого периода шизофрении?