Часы летели незаметно, и Бахметов порой пере­ставал понимать, в каком пространстве он находился и какие принимает решения — петербургская жизнь с мягкостью своих экзистенциальных переживаний скромно отодвинулась в сторону, освобождая место монотонному восприятию клокотания уж слишком разбойных интересов в Москве. В пелене замыленности памяти стали растворяться картинки присут­ствия в его судьбе Кати, Сашеньки, Риты и Мишки, да и мало ли ещё кого. Бахметов хмурился и старался привычно гнать из головы мысли о вообще ненужно­сти всего происходящего с ним в последние недели. Настоящей отдушиной были прогулки по городу — стояли тёплые безветренные дни и Бахметов шёл из банка домой пешком, давая огромные круги вправо или влево. Город, подрагивая панцирем асфальта и сгущающимися в сумерках облаками, тревожил чрез­мерной сложностью переживаемых им проблем и сам успокаивал мистическим монолитом той же сложно­сти, чувствуемой буквально всеми, кто шёл Бахметову навстречу или обгонял его на машине, выглядывал с балкона или бежал к входу в тоннель метро. Огром­ный социальный муравейник, хаотичностью напоми­нающий неспокойное человечество с его желанием всё подавить или всему подчиниться, обмануть, предать или пригреть на груди ближнего жил сам в себе; муж­чины и женщины, старики и дети тысячами пребы­вали только в зоне видимости Бахметова — два-три квартала ограничивали это пространство, но за ним было ещё пространство других кварталов, а уже за теми — пространство всего города. Москва давила за­тылок Бахметова многомерностью; а та, в своей не­предсказуемости, мешала появлению самого шанса на­щупать хоть какое-нибудь понимание всего происхо­дящего вокруг. И Раевский хочет обуздать этот хаос? среди рефлексий всплывало имя патрона Сергея.— Возможно ли это в принципе? И есть ли в задаче целеполагание — ведь, может, смысл этой хаотичной жизни в том, что она сама, пробивая себе дорогу, ле­зет из всех щелей Земли?

— Дядя Сережа, вы узнаёте меня? — в одно из мгно­вений помрачения сознания окликнул его голос где-то в Замоскворечье. Бахметов вздрогнул и обрёл вдруг ощу­щение времени и пространства вокруг себя. Он стоял на Пятницкой и за руку его держала смеющаяся Илонка.