С. Л. Проституцией называется торговля телом в об­щепринятом смысле.

А. К. Но под это опре­деление подходит и брак с корыстной целью, и да­же эпизодические супру­жеские отношения с ко­рыстной целью.

С. Л. Точнее будет так: сексуальные вне­брачные отношения за плату при отсутствии лич­ного влечения.

Л. П. Обыч'но прости­туцию связывают с про­дажностью женщин, но замечу, что ею занима­ются и мужчины. В Древ­ней Греции, к примеру, были мужские публич­

Ные дома. Сущность про­ституции в обоих случаях одна и та же.

А. К. Конечно. Если не морализировать, то это обык­новенные товарно-денежные отношения. Тело проституи­рующего — товар, а плата за него — деньги, вещь, ус­луга. Спрос и предложение на этот товар, кстати, и ле­жат в основе долгожительства проституции как профес­сии.

Л. П. Не думаю, что этим можно все объяснить. Пом­ните, у Энгельса есть такая мысль: «Разве мы не видели, что в современном мире моногамия и проституция, хотя и составляют противоположности, но противоположности неразделимые, полюсы одного и того же общественного порядка? Может ли исчезнуть проституция, не увлекая за собой в пропасть и моногамию?» Я не зря начала наш разговор словами Фомы Аквинского. И он, и Энгельс в данном случае говорят об одном и том же.

С. Л. Социологи уже сейчас предполагают исчезно­вение моногамии через 30—40 лет и изменение отноше­ния к ней в общественной морали. Получается, чтобы со­хранить моногамию, нужна проституция. Но зачем? Что­бы легализовать внебрачные половые связи и этим ис­ключить поиск партнеров среди семейных людей? Чтобы оградить семью от нравственных и физических недугов?

А. К. Да. Круг замкнулся. Такой неожиданный ход мыслей привел к необходимости признания общественной потребности в проституции, а значит — в необходимости ее включения в сферу узаконенных товарно-денежных от­ношений.

В конце концов, физиологические потребности стоят в первом ярусе потребностей человека, и кто мне от­ветит на вопрос: препятствовать этому нравственно или безнравственно?