Читая в первый раз хорошую книгу, мы испытываем то же чувство, как при приобретении нового друга. Вновь прочитать уже читанную книгу — значит вновь увидеть старого друга.
Вольтер
— Ой, Отар, вон ты уже какой ходок! Молодец!.. А я гадаю, куда подевались?— Отстранилась, стерла помаду
У меня со щеки и с улыбкой спросила;— Может, хоть теперь в Большую зеленую долину сводишь? Сподоблюсь наконец!
— Да ну! — отмахнулся я.— Теперь уже не стоит.
— Почему?
— Ее туристы вытоптали.
Поднялись на веранду. От радостного волнения я опять стал приволакивать ногу и несколько раз споткнулся на лестнице. Тамила заметила это, пододвинула стул:
— Расскажи, как ты тут?
— Тебе бы не мешало поесть с дороги,— я направился к кухне.— Сейчас чего-нибудь соображу...
— А я уже,— она немного смутилась,— Ты так говоришь, как будто я не у себя дома...
Я все-таки вынес миску с фруктами, потом тарелки и ножи, потом салфетки. Сел, пытаясь успокоиться, и ей кивнул на стул.
— Сначала рассказывай ты: что там у вас нового, интересного?
Соблазнилась грушей, даже облизнулась по-детски. Но взяла себя в руки и начала с неизжитой серьезностью старательной десятиклассницы:
— Ничего особенного, Отар... В журналах затишье. Кино после двадцати лет самоиронии ищет новую интонацию. Театр оглушен «Ричардом». А телевидение...— она развела руками,— На телевидении Алеко Кайшаури заканчивает передачу к твоему пятидесятилетию. Он же шлет тебе бутылку «Энисели» и желает скорейшего выздоровления.
— Моих не видела?— спросил я.
Она запнулась, глянула обиженно и занялась грушей: нарезала на дольки, подвинула тарелку через стол:
— Лали встречаю довольно часто. Прекрасно выглядит. Мы с ней вроде одногодки, а на вид как мать и дочь, ей-богу... Между прочим, дочерями недовольна: одна слишком серьезная, другая слишком легкомысленная — жаловалась. Извини, я не поняла — кто какая, но ты сам вычислишь.
— И вычислять нечего!— усмехнулся я.