Нужно читать и уважать только те книги, которые учат понимать смысл жизни, понимать желания людей и истинные мотивы их поступков.
Горький М.
И вдруг этот человек снизошел до нас, вошел в четвертый класс, сонно гудящий на уроке грузинской литературы.
Вздох то ли ужаса, то ли восторга слился со стуком парт.
Учительница поспешно вскочила и, одергивая жакет, засеменила навстречу. Директор жестом остановил ее, повернулся, и тут мы увидели рядом с ним мальчика, черноволосого, худенького и высокого, с круглыми черными глазами. Увечная правая рука директора лежала на плече мальчика и время от времени как бы в рассеянности ерошила жесткие, коротко постриженные волосы.
— Это мой сын,— сказал директор.— Зовут его Джумбер. Возьмите его в товарищи.— С этими словами он убрал руку с головы мальчика и легонько толкнул его вперед.
— Вот и замечательно! Прекрасно! Мы очень рады пополнению! — закудахтала учительница и с умильной улыбкой на лице, ласково обняв мальчика за плечи, повела его между партами: — С кем бы ты хотел сесть, Джумбер? С мальчиком или с девочкой? Впереди или подальше? А может быть, ты любишь сидеть у окна?
Если не хотите пострадать от его проделок, посадите перед собой, на первую парту,— сказал директор, направляясь к выходу.
После его слов учительница сперва отстранилась от мальчика и посмотрела на него из-под очков с тревогой и испугом, но тут же овладела собой:
— Ах что вы, батоно Сандро, какие могут быть проделки! Я вижу детей насквозь. У вас чудесный сын. С такими глазами шалунов не бывает.— Она еще долго расхваливала бы новичка, если б ее не прервал стук захлопнувшейся двери. Осекшись на полуслове, она покосилась на дверь, еще раз внимательно и без прежней умильности оглядела мальчика и глубоко вздохнула:— Садись, мой хороший. Садись, куда хочешь.
Он сел на свободное место рядом со мной.
Так началась наша дружба, не прерывавшаяся до его страшной трагической гибели.
Вот уже пять десятков лет живу я на белом свете и всяких людей навидался: попадались среди них яркие и самобытные, даровитые, может статься — даже и гениальные (во всяком случае, некоторые мнили себя таковыми), но Джумбер Мхеидзе остался исключением, хотя талантов и самобытности в прямом и полном смысле слова он был лишен. Как нарочно. Чтобы не застить удивительный свет этой души.