С молодой сожительницеи, которую тоже привлекли к след­ствию. Следователь умело, хоть и примитивно, шанта­жировал подследственную, но, к счастью, скоро подох, все-таки есть на свете справедливость — это был лучший день в ее жизни. Она ушла от матери и отчима, поступила в швейное училище и через год вышла замуж за простого рабочего парня по имени Резо, слесаря с электровозострои­тельного. У Резо были большие жесткие от мозолей руки и густые жесткие усы. Он очень любил дыни. Ее он тоже любил, но добрые люди наговорили ему такого, что он стал пить. Пил и чуть ли не каждый день бил ее, бил и пла­кал. А потом лез к ней и выспрашивал, вспомнить стыдно, как у него язык поворачивался. И всю ночь вздрагивал во сне. Те же добрые люди, что наговорили гадостей мужу, советовали ей заявить в милицию и обещали подписать заявление в качестве свидетелей, да на что свидетели, когда вся в синяках... Он и сейчас иногда приходит, дыню приносит, усами колет; женился, детей двое, а все не уймется, не отлипнет. И на работе мастер пристает, хоть опять место меняй, каждый день к себе в каморку вызы­вает — и дверь на крючок. Специально крючок приладил, раньше она не закрывалась. Иногда думаю: скорее бы постареть. Все молодятся, вон у нас пятидесятилетние старухи волосы красят и губы, а я постареть хочу. Только где она, старость, тридцать только минуло. И с собой совла­дать не умею — видно, бог меня проклял, отдал черту в утеху. Вот и тебя мучаю, с пути сбила, пастушок ты мой, мальчишечка, брось меня, беспутную. А я в другой город уеду. Или вовсе в Россию подамся: там швеи-мотористки нужны везде и мужики не такие липучие...

Бесхитростная исповедь вызывала то досаду, то режу­щую сердце боль. Я видел, как опасно беззащитна эта жен­щина в схватке с жизнью. Хотелось сделать что-нибудь для нее; я был готов на все, чтобы помочь, защитить, спас­ти. Элико женским чутьем улавливала эту безоглядную готовность и, исполненная благодарности, на время забы­вала все, даже смущавшую ее разницу в возрасте; более того — она говорила, что кажется себе девочкой рядом с сильным заступником. Не* запуганная жизнью, через мину­ту опять маялась привычными страхами, прислушивалась к ночным шорохам, спрашивала тревожно: