Книга всегда была для меня советницей, утешительницей, красноречивой и спокойной, и я не хотела исчерпать ее благ, храня их для наиболее важных случаев.
Жорж Санд
— В каком классе твой младший?— спрашиваю я.
— В пятом.
— Хороший мальчик,— говорит Ивлита.— Серьезный, опрятный. И, что самое главное, добрый: если по дороге встретит с ношей, всегда поможет, даже от товарищей отстанет, а поможет.
— Знаем мы таких хороших,— ворчит Нугзар, но по голосу слышно, что слова Ивлиты приятны ему.— Завтра закончу лопатить ваш виноградник. В подрезке и подвязке тоже помогу, а опрыскивать он сам будет,— добродушно осклабясь, кивает на меня.
— Где уж ему, горемычному,— Ивлита смотрит с уко
Ром. Мри посторонних в ее обращении появляется холодок отчуждения. Может быть, это мимикрия, маскировка беззащитности своего чувства?
Нугзар уходит. Ивлита провожает его до калитки. Я, отлежавшись после массажа, перебираюсь в складное кресло. Ивлита приносит плед и старательно укутывает мне ноги. В ее взгляде опять тревога и ласка.
Смеркается. Горы темнеют. Лишь далекая снежная гряда белеет ярко.
Джумбер мхеидзе
В разгар войны, осенью сорок третьего, в нашу школу назначили нового директора — Сандро Мхеидзе, демобилизованного по ранению капитана-артиллериста. Школа в Ру была единственной в округе десятилеткой. Выстроенная в середине тридцатых годов, она олицетворяла новую эпоху и сильно смахивала на санатории и дворцы культуры, построенные в курортных городах. Запустение, в какое пришла школа за годы войны, особенно бросалось в глаза на фоне архитектурных излишеств.
Сандро Мхеидзе начал с того, что привел в порядок классные помещения. Он не обращался за помощью ни в сельсовет, ни в районный отдел народного образования, а отобрал из старшеклассников мастеровитых ребят и, работая вместе с ними, укрепил расшатанные столы и парты, застеклил и законопатил окна, заменил на дверях ржавые скрипучие пружины и закрасил на стенах надписи, сиротливо повествующие о школьных любовях довоенных выпускников.
Одновременно он выпросил у председателей бедных окрестных колхозов несколько участков, невозделанных пустошей и, перепахав их, засадил картошкой, засеял кукурузой и рожью. Он не разбивал фруктовых садов, виноградников. Даже полгода в ожидании урожая казались ему вечностью. Картошку и зерно распределяла возглавляемая им комиссия: помощь оказывалась семьям фронтовиков, в первую очередь — многодетным. Раздобыв где-то с десяток ульев, он устроил пасеку недалеко от школы на солнечной поляне в акациевой роще. Пасека была любимым детищем Сандро Мхеидзе, в знак особого расположения он водил туда отличившихся учеников и угощал их медом.