Однообразная работа не мешает думать.

Опять вспоминаю, как три дня назад нагрянули гости.

Я только вернулся из виноградника, доплелся до дома, дотащил свою левую ногу. Тетушка Ивлита заахала, при­несла таз с водой, присела на корточки и ноги мне моет, ласково и несмело поглядывает снизу и приговаривает что-то жалкое. И вот открывается дверь, и в проеме возни­кает элегантная Тамила, а за ней Алеко Кайшаури. На бал­коне слышно — еще какие-то люди топчутся.

При виде патриархальной идиллии Тамила попятилась было назад.

— Ладно уж,— сказал я,— заходи. Или хотя бы вон тому человеку дорогу не загораживай.

Но Алеко тоже засмущался:

— Ты заканчивай свои процедуры, а мы на балконе подождем. Нам не к спеху.

Минут через пять вышел на балкон и увидел всех ра­зом, всю съемочную группу в полном составе. Сгрудились на краю, под ласточкиным гнездом, горами любуются. Алеко показывает оператору, как тому с общей панорамы на дом перейти. Повернулся ко мне с воображаемым аппа­ратом в руках, да так и обмер, лицо вытянулось: не видел еще, как я после удара телепаюсь. Бросился, обнял, и, хоть морду воротит, в бараньих выпученных глазах испуг, как перед закланием, и влажный блеск. Ну чего переполо­шился, сатир козлоногий? Екнуло львиное сердечко?..

Тамила вынесла стулья, расселись. Девушка в десант­ных штанах на перила балкона уселась, прямо против меня. Паренек сутулый в вишневом свитере к ней поближе перебрался и пристроился рядом. А над ними ласточки щебечут, волнуются о будущей жизни.

Поговорили о том о сем. Выяснилось, зачем пожало­вали: видите ли, к моему пятидесятилетию на телевидении решили сделать передачу, напомнить, так сказать, зрителю о моем существовании.

Алеко извлек листок; зачитал общий план, назвал име­на: «Покажем отрывки из инсценировок, Тамила вызва­лась рассказать о твоем творчестве последнего периода, а вести передачу согласился сам Менабде. Так что прой­

Дешь у нас по высшему разряду. Остается только тебя за­писать. Хотели сделать это в Тбилиси, но Тамила уговорила приехать сюда. Я сначала возражал, а теперь ду­маю, что так даже интересней — в родной деревне, в де­довском доме...»