Нужно читать и уважать только те книги, которые учат понимать смысл жизни, понимать желания людей и истинные мотивы их поступков.
Горький М.
— Стыд, стыд-то какой, господи! Представляю, что они обо мне думают, какими словами обзывают... А вообще-то между нами, девочками, говоря, им-то какое дело! Разве я в пионерском лагере?.. Только бы на работу не написали...— Посмотрела на меня, усмехнулась своим мыслям.— Затмение какое-то... От жары, наверное... Ну ничего. Теперь уже всё.— Она вырвала пучок травы и, разжав ладонь, пустила ее по ветру. — Завтра уезжаю. Всё... Только не подумай, что я жалею. Стыдно — да, но, оказывается, стыд радости не помеха.— Замолчала, скосила на меня свои странные узкие глаза и смотрела долго-долго, пока темные зрачки не растеклись в глазное яблоко; потом вдруг потянулась медленно, обняла за шею, прижала к себе и жарко зашептала в ухо: «*» А мы вот что сделаем, пастушок» всем назло. Ты ведь не был в Тбилиси, чудо мое лесное. Так я тебя увезу! Нам ведь хоромов не надо, верно? Хватало же твоей хижины. У меня еще почти пять дней от отпуска. Едем, не бойся, не задушу я тебя, сама отпущу. И вернешься ты в горы, к своим коровам... Ну, пастушок!..
Меня не надо было уговаривать.
Я только и успел, что предупредить своих. К счастью, Ивлиту вызвали в школу; обошлось без слез, расспросов и проводов — наконец-то я решил съездить в Тбилиси, всего и делов...
Народу на станции собралось изрядно, но знакомых было мало. По путям суетливо семенили долгополые старухи с мешками. За железной дорогой шумела река. За рекой на пригорке белела недавно отремонтированная школа — там в любую минуту могла появиться тетя Ивлита, и, пока снизу не послышался гудок электровоза, я не выходил из
Зала ожидания. Я не знал, в каком вагоне едет Элико, и не много волновался. Мне представлялось, что она помашет рукой из приспущенного окна или окликнет, но электровоз с утробным рокотом протащил мимо треть состава, а ее нигде не было. Я спрыгнул на насыпь и, хрустя щебенкой, побежал вдоль вагонов. С платформы я мог хотя бы загля дывать в окна, здесь же вагоны стояли так высоко, что я видел только огромные колеса и черное от копоти и масла подвагонное устройство. Электровоз загудел. Я чуть отошел от насыпи, чтобы лучше видеть вагоны — они двигались все быстрей. Опахнуло мазутным ветерком. Кто-то выбросил из окна сверток с объедками. Еще минута и все! Я нацелился на выступающую подножку вагона и, когда он поравнялся со мной, в отчаянном прыжке повис на поручнях, давясь встречным ветром.