Во время наших поездок майор часто вспоминал годы, прожитые в Грузии, и, слушая его, я каждый раз волно­вался (так впоследствии я волновался по поводу закончен ной рукописи)* надеялся на понимание, боялся предвзято го и ошибочного суждения и радовался по поводу каждо­го замеченного достоинства* если же случалось обнаружить

07366335

Зах, но и во всей медлительной повадке и передавались мне, в особенности когда мы оставались наедине.

Майор скрывал свои семейные нелады, обращал в шут­ку грубые выпады молодой супруги, потакал ее капризам. Однажды из командировки он привез огромный букет цве­тов и всю дорогу от военного аэродрома, где я его встречал, гнал меня: «Мале,

Подробности биографии своей благоверной, и он сухо пре рвал подвыпившего гостя: «Значит, так, Митя: сейчас ты отдыхаешь, завтра, как обещано, устраиваем тебе королев­скую охоту, а послезавтра приступаешь к делам. Трех дней, я думаю, тебе хватит». Подполковник помолчал, словно обдумывая сказанное,

Остановись.

Лицо заметно пожелтело. «Сабурцев, я, кажется, ясно ска­зал, что спешу». «Неужели настолько? — насмешливо рас­тянул подполковник и откинулся на спинку сиденья.— Что у тебя там, учебная тревога или политзанятия с сер­жантским составом?» — «Что бы там ни было».— «Ну, ни­чего не попишешь: служба есть служба. Только смотри не ушибись в спешке». С этими словами подполковник толчком распахнул дверь и вышел

Рого я понял, что майор не состоит в охотсоюзе и его участие в сегодняшнем отстреле как бы противозаконно: «Мне только чтоб без неприятностей от вашего дрлужка. А то знаете, как некоторлые считают: дрлужба дрлужбой, а служба службой». (Он так чудно картавил, наш толстень­кий капитан-интендант; Рыжиков уверял, что он и есть главный зачинщик и спец по охоте.) «Ну ты опять за свое,— с мягким укором возразил ему майор.— Какие не­приятности от своего человека?

На этот раз подполковника посадили впереди, рядом со мной. Он был в охотничьем костюме со множеством карманов на молниях и в маленькой шляпе с пером: такая модная экипировка в те годы была редкостью.

Веселье продолжалось всю дорогу: неиссякаемый по­вод для него давала забавная дикция капитана-интенданта и в особенности беззлобность и благодушие, с каким он при­нимал

Так доехали до места стоянки, примерно в сорока километрах от города: свернули с дороги и, углубившись в лес, остановились. Там уже стоял второй «газик» с нашими офицерами: у них был свой шофер — комвзвода Конев, супермен из десантников.

Офицеры перекурили, разобрали ружья. Капитан-интендант дал Рыжикову указания: тот, горой возвышаясь над ним, кивал согласно и что-то

Так сидим, покуриваем, поглядываем в ту сторону, куда офицеры ушли, и вдруг слышим — вопит кто-то, аж на хрип срывается: «Ры-жи-ко-оов! Ры-жи-и-ков! Мишааа!..» Что такое? Вылез я из кабины, дверцу захлоп­нул, прислушался. Миша гармошку на сиденье бросил, руку к уху приставил. Точно: вопит кто-то, надрывается. Нам «газики», рядком стоящие, обзор закрывают. Прошли между ними и видим — снизу,

Кидает, волчком закручивает, а мы остановить не можем, сами валимся. Офицеров из-под колес грязью облепило но уши, не узнать, только по голосам различаю: мате­рятся, просят, умоляют... Кое-как стронулись с того тре­клятого места, выбрались, поехали. Пока до дороги дока­тили, Конев раз десять кулаками по крыше гремел: «Осто­рожней, Рыжиков! Полегче, Рыжиков!» Да как же по­легче, когда этот драндулет на таких рессорах. А тут лес, кочки, колдобины... Фу, лучше

Капитан-интендант нас подзывает:

«Ехайте назад, хлопцы, не спешите. Подберете все, что осталось на поляне, и отвезете в часть. О случившемся ни слова. Доложите только дежурному».

Мы и поехали не спеша, Миша около столовой остано­вился, звал меня поесть. Но я не мог есть, пива чуть от­пил. Потом до той поляны доехали.