Она повернулась и пошла, слегка наклонившись вперед, ступая босыми ступнями, крупная, крутобедрая, очень по­хожая на мою бабушку. А Тамила по-прежнему стояла у стены, заложив руки за спину и изредка взглядывая на меня исподлобья.

Я подошел к ней.

— Ну чего ты? — Пожала плечами и замотала головой. После ее бойких, многословных писем я никак не ожидал увидеть такую

Лад диваном мое внимание привлекла прикрепленная фотография без рамки: девочка, распузырив короткое платьице и весело смеясь, парила на фоне цветущего де­рева. Присмотревшись, я узнал в девочке Тамилу (на снимке ей было лет пять), а в дереве позади нее — исте­кающую пахучей смолой старую сосну, так густо увитую

На снимках, сделанных в те дни многочисленными про­фессионалами и любителями, исследователям бросилась в глаза фигура высокого красивого парня в строгом костюме, на голову возвышавшаяся над толпой. Припомнить этого богатыря не составляло труда, но что с того? Судя по сним­кам, он все время молчал:

— Угадай! — сказала Тамила, не пропуская его в дверь.

— Девушка или парень?

— Парень.

— Толстый или худой?

— Ишь, хитрый! — Тамила, ухватившись за створки, загораживала проход.— Не худой и не толстый, а средней упитанности,-она обернулась и подмигнула мне

Джумбер

— Ну и что? — Джумбер пожал плечами.— Был бы талант, а остальное приложится. Помнишь Дали Авалиа­ни? — Он опять на мгновенье задержал на мне взгляд.— Завтра сходим вместе. У меня там есть знакомые ре­бята.

— Ну на что ему твои ребята, Джумбер! — Из девочки-подростка Тамила опять превратилась в рассуди­тельную женщину.— Его бы кто на экзамене поддержал.

Л твои ребята наобещают с три короба и поведут в хинкальиую, пиво

К приходу отца Джумбер принес из погреба вина, и мы выпили за мое возвращение. Дядя Сандро сказал:

— Что-то вы оба в жизнь бочком входите. Одного из КПЗ в армию забрали, а другой... нет чтобы экзамены сдать, диплом получить... Я предупредил: не вмешивайся в это дело,

Джумбер ни словом не обмолвился о том, что в этот день в райкоме решался вопрос о его восстановлении в комсомоле, и его отсутствие предопределило исход.

Не знаю, каким транспортом он пользовался — в те го­ды западная автострада была далеко не скоростной и поезда ходили реже и дольше, чем сейчас, но на следующий день к двенадцати часам он был в институте, и секретарь приемной комиссии, облегченно вздохнув, впустила меня в аудиторию.

За ломберным

— Почему вы хотите стать актером? — строго, чуточку раздраженно спросила другая.

Вопрос был задан по существу. Впоследствии я не раз и сам задавал его себе: что за странное стечение обстоя­тельств привело меня тогда в театральный институт? На первый взгляд все вроде бы понятно: досрочно демобилизо­ванному

Сначала авральная подготовка к экзаменам и дебаты в курилке библиотеки-публички; десятки новых имен — писателей, художников, актеров, произносимых с той фа­мильярностью, с какой я не назвал бы и деревенского ду­рачка; потом спектакли, фильмы, выставки и опять спо­ры — такое было время. В тот год после долгого замалчи­вания в Салоне был выставлен

Дорожки, наполненные вздохами, шепотами и запахом роз; стоящие на них неподъемные чугунные скамьи каж­дую ночь влезали в кусты, точно паслись там; еще дальше заросшая плющом степа источала дымно-уксусный дух шашлыков и за столами в мягком полумраке слышались позвякивание и захмелевшие голоса, а на другом конце из бильярдной доносились щелчки шаров и стлался сигарет­ный дым; и в самом дальнем злачном углу под кипарисами юпитеры выхватывали из тьмы