Гостя летом у родни на море (кажется, в Кобулети), Дали познакомилась с молодым шахтером из Чиатуры и влюбилась в него. Влюбилась как девятнадцатилетняя южанка, заждавшаяся первого чувства и чуть потревожен­ная собственной привередливостью. После возвращения домой влюбленные продолжали изредка встречаться — когда Дали удавалось выбраться

Ситуация накалилась до критической точки.

Дали тщетно пыталась разжалобить родителей, уверяя, что ей рано замуж: довод и впрямь звучал неубедительно, ибо в свои цветущие девятнадцать она выглядела лет на пять старше; тщетно умывала слезами прелестное лицо, умоляя хотя бы на год отложить свадьбу — дать ей окон­чить одиннадцатый класс (тогда в школе было один­надцать классов, и последний из них часто оказывался для девушек роковым). Заал Авалиани

В последний раз я неожиданно услышал о Дали Ава­лиани лет восемь назад — на премьере в Чиатурском театре. Спектакль получился слабый, но приняли хо­рошо — аплодисменты, вызовы, цветы. Меня тоже выта­щили на сцену. Раскланиваюсь, жму руку режиссеру, целую актрис, норовлю поближе к кулисам переместить­ся. Вдруг какой-то грузный мужчина лет пятидесяти с седой шевелюрой твердо так поднимается на сцену и прет на меня с букетом в вытянутой руке;

Помню, я помертвел от этих слов.

«Можно ее повидать?»

Сокрушенно мотает головой.

«Прощения просим, язык наш грузинский не приспо­соблен говорить такое, но нельзя к нам. Не велено. Внуками заклинала. А вам вот еще письмо...»

Разворачиваю записку. В ней одна фраза:

«Как же мы его не уберегли...»

Стою на сцене и механически кланяюсь

Ивлита разливает чай, садится наискосок, говорит в сто­рону:

— И этот день прошел. То ли радоваться, то ли горе­вать... Как ты себя чувствуешь?

Пожимаю плечами.

— Спасибо Нугзару, большое дело они с Латифом нам делают. Если до конца доведут, придется им часть

— Когда в тот день мы для твоих друзей чай готовили, она не своя была, все курила и слезы утирала. Не ожидала, говорит, его в таком виде застать, это, говорит, настоящая трагедия. Только он сам в ней виноват, сам до беды довел... И еще что-то про твои писания, я не поняла. Выйдет на балкон,

Наш дом был полон гостей. Спасаясь от жары, понаеха­ла родня из Тбилиси. После Сочи ненадолго заехали тетя Нуца с Тамилой — Джумбер в это время играл в баскетбол где-то в Прибалтике за команду своего института.

У-у, как я вкалывал в те дни, единственный во всей деревне наперекор жаре: с утра с опрыскивателем за спи­ной; после полудня часок переводил

— Спасаюсь от жары...

— Здесь правда прохладно. Даже мурашки по коже.— Она потерла голые локти.

— Попробуй, как я,— я показал место рядом с собой и чуть подвинулся.

Послушно улеглась, расправила под собой сарафан, вы­тянула руки и вздохнула:

— Даже не очень жестко...

— Это от мхов. Вон в том углу и вовсе ковер, только там сыро.

Над церковью,

Лес кончился сразу: сбросив тень дубов и каштанов, арба выкатилась в сушь и солнце, и передо мной открылась Большая зеленая долина. Право, она не могла быть ни зе-

3*

67

Леней, ни больше! Все пространство впереди точно задер­нули тяжелым бархатно-зеленым пологом в мягких

Сейчас этот гейзер бежал от фермы к упряжке, и я еще издали понял, что он чем-то взволнован. Не здороваясь

И но глядя на привезенные из деревни посылки, он махал рукой в сторону гор и пытался что-то сказать. Я подумал было, что с гор в долину спустились волки; хоть после военных зим их здесь не видели,