Это и есть мой Артур. Она такая правильная и никак не могла понять, что я любила Артура, хоть он и бандит. Я ее спросила, почему она за отца замуж вышла: потому, что он в Генштабе работал, или потому, что она его любила. Она раскричалась, влепила мне пощечину, сказала, что, если я не выкину дурь из головы, она на меня заяву накатает. В том смысле, что если мне дорог уголовник, то мне самое место в тюрьме. Потом с работы пришел отец, заявил, что ту, которая связалась с бандитами, он не желает называть своей дочерью, и мне не место в его доме. Я и ушла. До утра на лестнице посидела, а утром — к тебе.

Знакомая ситуация. До боли. Саша никому не пожелал бы оказаться в таком положении.

— Надо было сразу ко мне ехать, хоть ночью. И куда ты в таком случае сейчас собралась?

— Не знаю. Может, у кого-нибудь из подруг переночую.

— Отменяется. Подруг, которые живут с родителями, ты стеснить не боишься, а я живу один в трехкомнатной квартире, и ты мне помешаешь?

— Но, Саша, я и так у тебя столько времени отнимаю...

— Замяли этот вопрос. Считай, что я заставил тебя остаться. Силой. Я не выпущу тебя из квартиры, а если будешь возмущаться, то запру в комнате. А почему ты просила не говорить Володьке?

— Он так ожесточился за последние полгода... Я боюсь говорить ему о неприятностях, потому что он сразу лезет разбираться. Будь это посторонние люди, мне было бы все равно, но ведь это родители.

— Исключено. С родителями он разбираться не будет, это табу. С отцом — еще туда-сюда, но мать он не посмеет не то что ударить — даже словом обидеть. Это святое. Если он подерется с отцом, это ерунда. Отец — мужик, и сын — мужик, так что ничего страшного, хотя факт неуважения многим не понравится. Но если он поднимет руку на мать, Хромой лично выдерет его, как Сидорову козу. Что ты! Мать может со своим сыном делать все, что ей нравится, — если она с ним плохо обращается, значит, он того заслужил, значит, он дурной сын. Но сын не имеет права ничем задевать ее достоинство. А сказать надо.