— Валер, ты головой на днях не стукался? — осторожно спросил Чех.

— Нет. Я, как мудак, ломал голову над тем, откуда я могу знать Фатюшину, а она всего лишь похожа на Сашку.

— Есть немного. А я не удивляюсь: отец у него турок царских кровей, наверняка имел склонность к гарему. Не исключено, что у Сашки имеются братики и сестрички. Бегают себе по Москве, а мы на них натыкаемся и думаем: ну надо же, как похожи! Прям как брат и сестра. А кстати, женщины с таким типом лица должны быть красивыми.

— Ну, как Лена. И сдается мне, она от природы брюнетка, причем жгучая.

— Волосы у нее крашеные, это я сразу заметил. Но каково сочетание — белые волосы и черные глаза? Причем она не смуглая, как и Сашка. Слушай, а может, они в самом деле брат и сестра?

— Я не его отец и ничего по этому поводу тебе сказать не могу.

Чех помолчал.

— Обалденная девица. Твоя Ника, извини, обычная прищепка, а в этой чувствуется... Не знаю, как это назвать. Что-то загадочное, колдовское. Я не я буду, если упущу ее. Как ты думаешь, я ей понравился?

Валера прыснул:

— Дим, вы рядом отлично смотрелись! У нее и так не меньше метра восьмидесяти, да еще и каблуки, и ты — почти на голову ниже ее.

— А это не имеет значения. Рост — не главное в мужчине. И если все есть, но ростом не вышел, любая разумная женщина с этим примирится. Лена не производит впечатления неразумной.

Валера рассеянно кивнул, перелистывая записную книжку. Все листочки исчерканы, свободного места почти нет; в темноте строчки сливались, и он достал из «бардачка» кар-манный фонарик. Книжке Фатюшиной было лет шесть, не меньше, края листов пожелтели, уголки засалились. Часть телефонов записана аккуратным ученическим почерком, затем ремарки становились все более и более небрежны.

Очень часто встречались пометки «Сашин друг», и Валера был заинтригован: что за Саша? Друг? Первая любовь? Телефоны Саш, Шуриков и Александров встречались, но все с фамилиями, а Валере казалось, что фамилия именно того Саши должна отсутствовать: ученицы пытаются таким