Никогда двадцать огромных томов не сделают революцию, ее сделают маленькие карманные книжки в двадцать су.
Вольтер
— Значит, книжка полностью заполнена твоей сестрой, за исключением пары записей, сделанных тобой, — сделал вывод Валера.
— Послушай, Яковлев, что-то ты темнишь. На кой ляд мне рабочий телефон Фатюшиной? Чего тебе вообще от меня надо?
— Блин, Цезарь, ты что, отупел со вчерашнего вечера? — взорвался Валера. — Ты хоть понимаешь, что ты говоришь?! Фатюшина работает в этой фирме от силы полгода, а твоя сестра умерла четыре года назад! Как может быть записан рабочий телефон Фатюшиной рукой твоей сестры?! На, смотри! — Он сунул Сашке под нос книжку, раскрытую на последней странице.
Несколько секунд Сашка молча смотрел, потом пробормотал:
— Пусть я тупой, но я ничего не понимаю. Это невозможно...
Он сорвался с места, ушел в комнату и тут же вылетел. Лихорадочно зашнуровал кроссовки, бросил Яковлеву:
— Поехали.
— Куда?
— К Фатюшиной, к черту на кулички, куда угодно, но я должен все выяснить...
В отличие от людей посторонних, Валера мог разобрать, когда Цезарь спокоен, а когда волнуется. Но таким взбудораженным он его еще не видел; его взвинченное состояние было заметно невооруженным взглядом.
До Профсоюзной улицы они ехали молча; неожиданно Сашка взбесился:
— Яковлев, садюга, ты можешь ехать побыстрее?!
— Могу, — невозмутимо ответил Валера и «утопил» педаль газа в пол. — Я все могу.
«Вольво» понеслась, прижимаясь днищем к асфальтовой полосе трассы, стрелка спидометра закачалась у крайней отметки... Хорошо, что ночью машин почти нет. До Беговой они долетели в рекордно короткие сроки — минут за двадцать.