Ламара рассказала о литературном вечере и пожало­валась Сергею на то, что Вадим не внял ее просьбе и выступил слишком остро.

— В следующий раз слабонервных попрошу поки­нуть зал! — отшутился Вадим.

— Напрасно ерничаешь, это несерьезно,— вздохнула Ламара.— Ты то и дело хватаешь через край.

— Так ведь до них не достучишься: набились полный зал, посидели, похлопали в ладошки и разошлись! Одна, правда, на букет расщедрилась...

На это Ламара рассказала о своей руководительнице: старая, больная женщина преодолела свой страх, встала вровень с молодежью; можно представить, чего это стоило человеку ее поколения!..

Картонные коробки быстро сгорели, не согрев и кафе­ля. Легкий пепел рассыпался с шорохом. Табачный дым слоями втягивало в приоткрытую печную дверцу. Улич­ный фонарь освещал бесприютный сумрак запущенной комнаты. За окнами падал мокрый снег. Было холодно. Зябли ноги, и горло саднило от гриппозной сухости.

Я сколько мог подробней припомнил тот вечер — он походил на все последующие, к тому же, как диковинная почка, пророс самыми неожиданными событиями.

Но до событий было еще далеко. До событий была целая зима, и чуть ли не половину вечеров в ту зиму я провел у Сергея Спендиарова, в компании своих новых знакомых. Сначала мы ходили с Алеко, но он скоро откололся, от­шутился, сказав, что витийству натощак предпочитает вечером «пульку» или хотя бы хороший ужин, «а у него, извини, рыбьи головы в чаю плавают». Насчет рыбьих голов он, конечно, преувеличивал, хотя холостяцкое хо­зяйство Сергея было в полнейшем запустении и «витийст­вовали» мы действительно натощак. Поначалу, в силу то ли привычки, то ли национальных качеств, подмеченных Сергеем, я несколько раз заявлялся туда со снедью — хлебами из пекарни, пахучим пастушьим сыром и парой

Бутылок вина, но скоро почувствовал неуместность такого поведения: оно не соответствовало, нарушало характер сложившегося сообщества, вносило в него что-то слишком житейское, материальное, бытовуху, тогда как оно жило другим. Чем? Вот вопрос, который чуть ли не каждый вечер приводил меня в захламленную комнату с голыми окнами, заткнутыми подушкой...