Библиотека для чтения в городе — это вечнозеленое дерево дьявольского познания, и кто постоянно забавляется его листами, тот и до плода дойдет.
Шеридан Р.
Следователь нашел нужную бумагу, строго постучал ладонью по столу и без улыбки оглядел нас. Он зачитал несколько строк из моих показаний, характеризующих наши литературные вечера.
Вадим слушал сведя брови, поглядывал на меня, кивал.
— Все верно, начальник,— сказал он, когда бумага была дочитана.^ Но кое-что хочу уточнить. Пиши, только пограмотней.
Следователь как-то вкривь приподнял щекастое, изрытое оспой лицо, и щелки его глаз на мгновение плеснули чем-то таким, что я недовольно покосился на Вадима: вот уж где не надо было задираться...
А он как ни в чем не бывало закурил, закинул ногу на ногу и стал диктовать:
— Герцен, один из немногих подлинных демократов в России, задавался вопросом: «От кого зависит будущность людей и народов?» — и сам отвечал: «От нас с вами. Как же после этого нам сложить руки!» Нельзя сидеть сложа руки, особенно в наше время! Я убежден, что необходимо всеми имеющимися средствами соскребать с человеческих душ моральное наследие тридцати сталинских лет. А заодно — и трехсот романовских... Надо учиться демократии. Потому-то окружающему меня неверию, равнодушию и пессимизму я противопоставил веру в подлинно коммунистические идеалы и свой боевой оптимизм.
Следователь опять приподнял лицо и на этот раз не без юмора заметил:
— Слишком боевой, Вадик! Вот в чем беда: слишком боевой оптимизм!
Вадим насмешливо вскинул брови и вдруг засмеялся:
— Может быть, ты и прав.
— Всё? — спросил следователь.
— А что? Мало?
На этот раз негусто. Я-то приготовился...
Остальное приберегаю для суда. Там наслушаешься.
— Экономный стал.— По рыхлому щекастому лицу следователя блуждала улыбка.— А в первые дни разорялся! — Он повел головой в мою сторону: — Пузырек с чернилами меньше чем за неделю извел.
— Запиши в судебные издержки,— сказал Вадим.— Вычтешь из стипендии.
— Так и сделаю.— Улыбка потонула в трясине щек. Он нажал на кнопку.
Вошел сержант с пистолетом.
На прощанье мы обнялись. В дверях Вадим вдруг обернулся, словно спохватившись, но сержант подтолкнул его.
Погодя отпустили и меня, взяв подписку о невыезде и снисходительно проинструктировав напоследок: