— Ничего, ничего. Иди. Кувшины пустые стоят...

С большим глиняным кувшином в руке я вышел на до­рогу, как крышей перекрытую виноградом. Тишина стояла удивительная. Облитые росой виноградники не шелохну­лись. Ничто не напоминало о вчерашнем зное. Откуда-то тонко тянуло цветами и сохранившейся кое-где земляни­кой.

Быстро согревшись, я спускался вниз по каменистой тропинке и прикидывал, на какой родник следует идти, чтобы встретить Нуцу. Ниорадзе жили между двумя род­никами: между Епифановым и Кислым. Но от Кислого обратная дорога к ним была под горку, а от Епифанова — в гору... Не прислушиваясь к логическому доводу, глася­щему: кто же станет переть в гору тяжелые кувшины — я свернул туда, где находилось чудное чудо нашей дерев­ни — Епифанов родник.

Он еще издали дал знать о себе. И не журчанием, не бульканьем, а ровным и влажным звуком тяжелой струи, падающей на камень. Вот струя эта живым серебром бле­снула впереди, под ореховым деревом, и через несколько шагов в маленькой лощине открылась вся зацементирован­ная поверхность родника. Я никак не мог привыкнуть к тому, что его замуровали: он всегда был открытым, и вода в нем стояла такая прозрачная, что казалось, маленький пустой бассейн просто прикрыт тонким, тщательно протер­тым стеклом. Сквозь это стекло можно было наблюдать за­нятные явления: на песчаном дне закручивались крошеч­ные смерчи, в которых поблескивали крапинки слюды; то в одном, то в другом месте беззвучно всплывали серебрис­тые пузыри; изредка дно как бы взбухало. Так в бассейн поступала вода. Теперь все это происходило под цементной крышкой, и только итог — тяжелая, сверкающая струя, в три секунды наполняющая любые ведра,— был налицо.

Я умылся до пояса, растерся полотенцем и в ожидании Нуцы сел под ореховым деревом.