— Кто пришел!.. Кто пришел!

Оборачиваюсь на дверь. Идет Елена. Скромно и радост­но опустив глаза, несет большое блюдо. На блюде в зелени, вытянув упитанные ножки, возлежит голенький шоколадно-смуглый поросенок с редиской во рту. Поросячьи глазки весело щурятся, словно он спешит улечься на стол и подставить свои загорелые, как у курортницы, бока под острые ножи и вилки.

— Кто пришел!..

— Давайте его сюда! На середину!

— Ип-ип-ип,— красавец-то какой!..

— О-хо-хо...

Воспользовавшись всеобщим оживлением, наклоняюсь к Нуце.

— Скажи, ради бога: о чем толковал этот Ферапонт?

— Не слушайте вы его — он пьяный! Он очень быстро пьянеет. Каждый раз так. Отец не разрешает ему много пить.

— Ах, вот оно что!..

Прямо гора с плеч!.. Что за прелесть эта Нуца. Все по­нимает, все знает...

— Нуца, а тебе отец разрешил ходить ко мне в хлев.

— Куда?! — переспрашивает Нуца.

— Да ладно! Будет вам! В хлев, я сказал. В мою мас­терскую.

— Вот и хорошо.

— Чудесно, а не хорошо. Я очень рад!

Тамаде подают два больших бокала. Он деловито отби­вает у них ножки и только после этого наполняет вином. Теперь бокалы не поставишь — придется допивать вино до дна — в этом смысл экзекуции. Безногие бокалы — «про­шу внимания» — несколько раз со звоном обходят стол.

— Дорогие друзья...

Замедлившая было свое вращение карусель снова рас­кручивается. Я знаю. Я знаю все заранее. «Ты не акаде­мик?» — спросил меня Бесо. Академик я, конечно! Пере­грузки кончились, впереди состояние невесомости, но все это безопасно. Поосторожней там, наверху, на третьем эта­же!.. Ферапонт опять поднимается с бокалом в руке. С его стороны это слишком жестоко.

— Сядь, Ферапонт! — гремит полковничий баритон Бесо.— Говорю тебе, сядь!

— Дай мне сказать два слова! — негромко, но внятно, с ясно выраженной просительной интонацией произносит Ферапонт.

Я остолбенело смотрю на него. Кто он? Мистификатор? Артист? Бесо, махнув рукой, отворачивается. Я жду. Фера­понт смотрит в стакан с вином, кончиком пальца извлека­ет соринку и, словно разглядев что-то в стакане, начи­нает.

— В Ткибули перед моим окном растет акация,— раз-о думчиво начинает Ферапонт. Однако дальше, с каждым словом его речь все корявее, нечленораздельней, все тем­нее смысл. После трех труднопроходимых фраз наступает полный мрак, из которого временами красной ракетой вы­летает слово «мир». Кажется, он провозглашает тост за мир.