— Я и сам пока не знаю, но развязка близка.— Вадик посмотрел на Бахметова с удивлением.

Бахметов попробовал позвонить Раевскому по раз­ным номерам, но абонент оказался вне зоны деятельно­сти сети. Понимая, что время в этой совершенно мутной истории «наездов» без преувеличений пошло на минуты, Бахметов вызвал начальника охраны здания банка и ради простого интереса поручил ему осмотреть периметр пло­щадки автомобильных стоянок вокруг банка. «Ниссан» с номерами «37—19», действительно, стоял в зоне дальней видимости камер и в нем находился один человек. Зна­чит, возможно, и Тема мог быть где-то рядом. Мешать ему передавать лжеакции нужды теперь уже не было точно — так что оставалось просто ждать «масок-шоу».

Раевский рвётся к власти и, конечно, добудет её...

Через полчаса Вадик снисходительно выкладывал на стол Бахметову абсолютно идентичные внешне пачки акций — подлинники, правда, теперь были перевязаны попавшими под руку подарочными лентами сине-крас­ного цвета. «Куклы» были помещены в мешок и спря­таны на прежнее место, ключ же от кабинета Белки был возвращён охране. Кваснецов благополучно выехал с за­днего двора на неприметном автомобиле одного из со­трудников банка с набитым доверху акциями чемодан­чиком в сторону одного из известных только ему и кас­сиру тайников для хранения привезённой из Петербурга наличности.

Бахметов заварил себе чай и вдруг поймал себя на мысли, что, может, не стоило устраивать всю эту ку­терьму с «куклами», а нужно было просто всё оста­вить, как есть — зачем ему все эти интриги с чужими бумагами, с чужими отношениями и чужой собствен­ностью? Не проживает ли он чужую жизнь последние полгода — и в чём идея судьбы, которая, по словам отца «прихватывает» кого для распутывания или запу­тывания жизненных противоречий? Пласты ощущений Сергея сами путались в эти минуты, с неожиданной пассивностью втягиваясь в структуру постукивавшего в ушах барабанного ритма нацистских хроник; и не­ожиданно терял смысл крайне странный, но важный вопрос — почему Раевский вдруг стал олицетворять собой для него, Бахметова, возможность решения надмирных вопросов порядка в эпоху тотального разложе­ния традиций? Ну, хорошо — Раевский рвётся к власти и, конечно, добудет её,— но что он будет предлагать че­ловечеству? Неужели, и, правда, толпу нужно жёстко выстраивать по ранжиру и требовать от строя неукос­нительного подчинения самым низменным принципам человеческой природы? Ощущения сплетались симби­озами выстраданных в Грюнвальде парадигм действия, совсем дремучих архетипов и от кого-то услышанных или даже не услышанных слов — пугая вообще пере­ставшего что-нибудь в эти секунды замечать Бахметова явной неподъемностью вопросов и уж тем более отве­тов. Пока Евгений Александрович стелет очень мягко, но в чём его стратегические цели? Удивительно, но все окружающие Раевского люди с охотой выполняют его волю — значит ли, однако, это, что в норме логики лю­бой, связанной с деятельностью Раевского, ситуации лежит формула той самой человеческой природы, ко­торая и определяется низменным,— чуть было не по­беждённым религиями, но мощным огнём, рвущимся в последние годы из сопла желаний большинства людей? Кажется, Бахметов, действительно, бредил.