— У меня нет друзей.

— И вы не испытываете потребность просто так встретиться с кем-нибудь потрепаться ни о чём? — Бахметов недоумённо пожал плечами,— Ну, конечно, я сказала глупость. Но подавляющее большинство людей не могут носить в себе затаённые мысли,— засмеялась

Ариадна,— и с удовольствием делятся своим с миром — вот прямо как я с вами. Мои убеждения сложились еще в детстве, но подруг я ими не пугаю; и даже Игор-Егор думает, что я политически индифферентная кукла. А, между прочим, я и на защиту Белого дома в 93-м ходила. Вы улыбаетесь, а я, правда, ходила.

— Вы замечательно рассказываете — оттого и улы­баюсь.

— Ох, и сомнительный же это для барышни ком­плимент,— даже ушки Ариадны, кажется, зарделись от удовольствия.— Тогда пеняйте на себя — сами напро­сились. Никому еще об этом не рассказывала. Готовы? Мне было двенадцать лет — ну вот, проговорилась о возрасте,— опять засмеялась Ариадна — лицо девушки секундами растворялось в лихорадочно вперившихся в нее глазах Бахметова.— Политикой жутко интере­совалась. А тогда все вокруг галдели о какой-то де­мократии и партократии — короче, всё было инте­ресно и, главное, поощрялось — надо же, пигалица зе­лёная, а на митинги ходит и Собчака от Бурбулиса отличает. Где он, кстати, сейчас, этот Геннадий Эду­ардович? Провалился в лету истории? Дед мой меня к идеологии приучил — покачала головой Ариадна,— смотри, говорит: задача любой власти — подтягивать на службу обществу благородных, талантливых рабо­тяг,— а все вот эти перестроечные болтуны — кто из папенькиных министерских сынков, кто — из уголов­ников, а кто — просто по пятому пункту. Что такое пятый пункт, дед не объяснял, да и, вообще, явно пе­регибал в анализе; но общую суть я уловила. Когда схлестнулись между собой Ельцин с Верховным Со­ветом, я ходила к Белому дому недели две подкарм­ливать депутатов буханками хлеба и колбасой — что