Из осторожности приняв к исполнению установки Два­дцатого съезда, в душе он остался ревностным сталинис­том: в его домашнем кабинете можно было увидеть на­стольный бюст и портрет Сталина, перенесенные туда из служебного кабинета, а на полке стоял макет домика в Гори — подарок сослуживцев к пятидесятилетию. Тесть не раз с раздражением говорил: «Ничего!.. Порезвятся и опять о крепкой руке возмечтают!» И в голосе его слыша­лась с трудом укрощаемая злоба. Были высказывания не столь эмоциональные, но более осмысленные: «В таком огромном государстве нужна сильная власть. Степень цент­рализации власти пропорциональна территории, на кото­рую она распространяется». Эта формула не попала в его труды, в них он переливал из пустого в порожнее, поль­зуясь для этого докладами и статьями тридцатилетней давности: подновлял в них даты и менял цитаты руково­дителей; такой способ работы наглядно демонстрировал стабильность положения, неизменность основы, время от времени подлежащей косметическому ремонту. Но очень скоро — прямо на свадьбе — обнаружилось и неожиданное своеобразие этого человека: во хмелю он преображался до неузнаваемости (нечто похожее происходит с героем из­вестной пьесы Брехта); вместо осторожного демагога с дипломом доктора философии являлся стареющий имере­тинский крестьянин — лукавый и веселый; брезгливым жестом он обводил свой кабинет с книжными стеллажами, письменным столом и макетом домика в Гори и с истинно имеретинской беспечностью сообщал: «Гори оно огнем»,— затем обнимал меня и, нежно укусив за шею, делился самым сокровенным: «Отарчик, каналья! Знаешь, что луч­ше всего на свете? Кувшин красного вина у горячего камина, мчади1 с глиняной сковороды и пятидневный сыр с мятой! А все это я видал!..» Я не возражал, ибо свежая

1 Кукурузная лепешка.