— Ничего я на ум не взял. Через три дня вернусь и скажу: да — так да, а нет — так нет.

От Апрасиона я вернулся не через три дня. Я вернул­ся на следующее утро. И не один, а под конвоем.

Вот ведь какие были дела... Но об этом чуть позже.

18

Итак, я уходил и в ту минуту не знал — на три дня, на три года или навсегда. Первая моя забота была о «Бегу­щей девушке». Я не мог бросить ее в хлеву на произвол судьбы. Перепоручить ее заботам бабушки я тоже не мог. Во всей деревне не было человека, которому я открылся бы без риска. Разве что дед Касьян.

Касьяна я нашел в винограднике. Он спал в тени ви­ноградных кустов, подстелив старую зеленую сутану.

Старику все было известно обо мне. Кроме того, что я решил бежать. Пока я говорил, он лежал, заложив ру­ки под голову, и изредка скашивал на меня глаза. Потом прогудел:

— Я тебе друг, Ладо. Значит, сделаю все, как нака­жешь... За скульптурой поухаживаю, и водой полью, и закутаю. Но скрепя сердце, Ладо, скрепя сердце.— Я про­молчал.— Сказать — почему?— продолжал он, выждав не­много.— Ты уедешь. Когда вернешься? Когда Бесо уго­монится? А когда Бесо угомонится? Когда Нуцу за­муж выдаст! А когда он Нуцу выдаст после такого та­рарама?.. Да тебе и самому недолго волей дышать. И по твою душу ловец найдется. Женишься в своем Тбилиси — глядишь, и вовсе на русской женишься или на армянке и дорогу к нам забудешь. Не мотай головой; у женщин мно­го кой-чего найдется, чтобы человека с толку сбить. Ска­зано: в доме у господа горниц много, но человеку один дом дан, Ладо. На всей матушке-земле один.

— Ты все усложняешь,— возразил я.— Я только вол­ка усатого проучу... Пусть знает, что Ладо Инашвили не из его овечек.

— А Нуца? О Нуце ты подумал?

— А что Нуца? В чем я перед ней провинился? Я же ее пальцем не тронул!

— Э-эх!— дед Касьян покачал головой и засмеялся.— Может, в том и провинился, что пальцем не тронул. Нашел чем гордиться — пальцем не тронул...

— Ну, это уж мое дело!— обиделся я.

— Не понимаю я тебя, Ладо. Неужели в Тбилиси такие крали табунками ходят? Сомневаюсь что-то.

— А я тебя не понимаю. Если они тебя переманили и ты помочь отказываешься, скажи прямо!

— Ну, ладно, милый, будет. Давай свои наказы, а то разругаемся на прощание.

Мы подробнейшим образом условились обо всем: как ухаживать за скульптурой, когда прийти к Апрасиону, в каких случаях связываться с Красным Симоном и так далее. На всякий случай я написал даже тбилисский ад­рес. На месте Касьяну предлагалось по мере возможностей склонять общественность на мою сторону.