— Что напоминает нам этот сосуд? — громко спраши­вает Бесо, воздев большую глиняную миску с вином. Вни­мательное молчание воцаряется в ответ — Разве не напо­минает он нам...

— Грудь матери...— шепчет мне на ухо Чико.

— Грудь матери, вскормившей нас! — восклицает Бо

Со.

Я смотрю на миску: она большая, красивой формы.

— Ладо, возьмите вот это! Очень вкусно,— Нуца под­вигает мне блюдо с баклажанами, начиненными орехами и зеленью.— Берите еще, вы ничего не ели, я видела...

— У меня такая привычка.

— Очень плохая привычка.

— Ты так скоро окосеешь,— шепчет Чико,— налегай на жирное. Вон сациви бери...

Беру сациви. Вспоминаю знаменитого Гамрекели. Цеп­ная реакция: крутая мощеная улочка; полуночный трол­лейбус мчится по проспекту; у памятника арагвинцам го­рит Вечный огонь, хочется, глотая слезы, смотреть на чуть относимое ветром пламя. Пьянею, что ли?..

Торнике, четвертый сын Бесариона, рос в Мингрелии в доме Эдишера, и, видимо, все мингрельские духи толпились у его колыбели: не успев твердо встать на ноги, Торнике вскарабкался на коня и больше не слезал с него. Работал жокеем, джигитовал в цирковой труппе, дублировал в кино­фильмах гусаров и партизан. В результате охромел, сло­мал ключицу и пристрастился к водке... Четвертого сына Бесариона нет за столом. Он сидит в тюрьме. Вот какие де­ла. В прошлый раз недоставало Тамаза...

— Бабушка Кесария! — говорю я.— Ваше здоровье! Желаю вам счастливой старости и много-много красивых правнуков!

Нет, еще не пьян. Раз так краток, значит не пьян. Толь­ко маму вот вспомнил. Чего все взъелись на нее? Вышла за­

Муж... Ну и вышла! А вообще-то могла бы и не выходить. Честно говоря, я видеть не могу этого типа с желтыми уса­ми... Как можно с чистых горных пастбищ спускаться к таким кормам?..

О, запели... Это они умеют. Сколько раз я слышал изда­ли, как поют у Бесо Ниорадзе. Красиво поют: «Ариаралоара-ло-о-о...» Нет, куда нам с суконным рылом... Пусть поют. Сколько раз я вспоминал это пение, с мощными баса­ми и первым голосом, гарцующим на верхах, как вымпел над войском!.. Нуца тоже молчит, слушает, реснички опус­тила. Какая она милая... Что это чудак Бесарион наболтал мне сегодня?.. Брехун. Синьоро Помидоро. Это он ведет за собой хор. Вон и рукой играет, вроде все пальцем в потолок тычет, и басам грозит... Черт возьми. На кого же он так по­хож? Никак не вспомню... «Ари-арало-ара-ло-о-о...»