— Серьезно?

— Он так считает.

— Что он такое все время говорит про сон разума? Шутка, что ли?

— Кажется, так называется один из офортов Гойи. С ним это бывает. Когда мы познакомились на вступитель­ных, он по любому поводу повторял: «Ступай в монастырь, Офелия...»

— Понятно...— На нашей лестничной площадке он остановился.— Все собираюсь спросить: как тебе там, в театральном?

Я пожал плечами, помолчал, усмехнулся:

— Много хорошеньких девушек.

И потому ты бродишь по городу с Алеко Кайшау­ри? — На этот раз усмехнулся он, и его детский рот слегка скривился,— Как поживает Лика Гуриели? — спросил он о первой красавице нашего курса.

— Ты ее знаешь?

— Мы с ее братом играем в одной команде.

— Она редко бывает в нашей компании. Я вижу ее то­лько на занятиях.

— Разве с ней не приятней побродить по городу?

— Нашему бы теленку да волка съесть,— буркнул я.

— Это она-то волк? — улыбнулся Джумбер.

Он позвонил в дверь, обитую кожей золотисто-табачного цвета. Он никогда не отпирал сам, чтобы не лишать тетю Нуцу удовольствия обнять его на пороге.

СВИДЕТЕЛЬНИЦА ОБВИНЕНИЯ

На следующий день я поехал домой, в деревню. Трудно сказать, как из встречи с Джумбером возле детдома роди­лась эта потребность — ехать, и немедленно, но несомнен­но: одно было следствием другого.

Поезд выбрался из тбилисских пригородов, миновал плотину ЗАГЭСа и неторопливо пересек просторную доли­ну Картли.

Между сурамских взгорков он нехотя втянулся в тун­нель и, заглоченный горой, долго громыхал в сыром мраке, оглушая притихших пассажиров отраженным грохотом и изредка взбадривая себя гудками. За туннелем пейзаж из­

Менился: с обеих сторон к полотну подступили лесистые горы; ущелье было настолько тесное, что в нем едва уме­щались две пары рельсов, крошечная станция и возле нее обелиск в память о посещении Александром III строитель­ства самого большого по тем временам туннеля.