Ну и положение! Я с дерева ухмыляюсь, киваю, рот до ушей: здравствуйте, мол; Нуца от смеха трясется, а бабуш­ка Минадора, глаза рукой затенив, меня разглядывает.

— Это что еще за сокол? Не низко ли гнездо свил? Ну-ка слезай, милый, слезай. Только дерево не тряси, и не спеши — я пока крапивы нарву!

Что делать? Лезу вниз. Стрекача в моем возрасте дать неудобно — образование, так сказать, не позволяет. Иду прямо к старухе, обе руки ей протягиваю и улыбаюсь болез­ненной улыбкой клептомана.

— Здравствуй, бабушка Минадора! Как поживаешь? Как здоровье? А я вот мимо проходил...

А бабушка Минадора смотрит на меня из морщин глаза­ми бережливой белки.

— В жизни такого вежливого контрабандита не лови­ла... Кто такой?— И вдруг, оглядываясь на Нуцу, расте­рянно:— Ой, да это же нашего Леваиа парень!

— Он, бабушка,— поддакивает Нуца,— Инашвили Ладо.

У старухи морщин втрое больше сделалось, голос — мед.

— Ой, прости меня, слепую! Не узнала. Да и не ожида­ла тебя на дереве увидеть, прямо скажу. Надо же, крапивой грозилась взгреть.

— Ничего, бабушка, дело понятное...

— Ой, не говори так, нет! Я с мальчишками денно и нощно воюю. Потому что они мерзавцы. А тут не разобра­лась... Разве я для вас груш пожалею... Вы с Нуцей иногда ходите туда-сюда, так я любуюсь, прямо скажу — любуюсь. Соседке своей Домне намедни говорю: смотри, говорю, какие красивые, да ладные, да молодые, прямо жизнь нашу украсили!.. Она, бедняжка, за своего Андро как вышла? Вы-то не помните, а я уже тогда старая была... Ни кола ни двора, нужда кругом, грязь и навоз... И сама дурнуш­ка... А ведь молодым красоты хочется... Домна и говорит: «Дай бог им всего, что нам не досталось!..» — С этими словами бабушка Минадора подобрала две опавшие гру­ши, протянула мне.— На, Ладо, бери! — И, обшарив цеп­ким взглядом мои карманы, добавила: — Ты, вижу, уже успел... Ничего, Минадора не жадная. Люди врут, а ты не верь. Груш захотите — приходите. Для вас не пожа­лею.

Мы поблагодарили, слегка смущенные ее речами, и пошли было из сада, но тут старуха спохватилась:

— Нуца! А часы?

— Никаких часов я, бабушка, не теряла,— с некоторой даже досадой ответила Нуца.

— А-а!— старуха подумала чуток и засмеялась, рази­нув беззубый рот.— Меня в сад заманила. Надо же! А мне и невдомек. Ты не знаешь, Ладо, что это за плутовка! За ней глаз да глаз нужен. Глаз да глаз!..

Проверка Нуцы доказала, что мы оба были правы в нашем споре, по всей видимости, ко мне относились как к гостю, но и без посторонней помощи застукать меня не могли. Мои же набеги на чужие сады следовало объяснить вновь пробудившейся мальчишеской привычкой, своего рода атавизмом и азартом. Потому что никакой нужды в нелегальщине не было: там, где бабка Минадора собствен­норучно поднесла нам две груши, можно представить, как одаривали нас другие соседи. В то лето это превратилось в деревне в какую-то игру, в состязание: «Ладо! Нуца! Захо­дите, еще черешня не вся отошла!» — «А потом к нам на сливы».— «Нуца, веди своего художника, у нас персики