За него цеплялась надежда Лики на скорую встречу с любимым, и моя надежда на освобождение товарищей, и наша общая надежда на то, что наметившееся в стране обновление не застопорится и вдруг заворочавшиеся тени былого уменьшатся и растают, сгинут навсегда.

Но нашим надеждам не суждено было сбыться.

Через несколько месяцев состоялся судебный процесс. Он прошел в огромном здании Верховного суда, холодном и гулком, в обветшавшем главном зале, под охраной кара­бинеров, с отомкнутыми штыками вставших у дверей и на лестнице.

Все было чрезвычайно внушительно и грозно. И реше­ние суда оказалось слишком строгим: Вадима, Сергея Спендиарова и Ламару осудили на пять лет; Аркаше дали два года — воскресшие тени брали реванш.

Приговор потряс всех. Адвокат, назначенный для за­щиты обвиняемых,— одноногий, с орденскими планками на потертом пиджаке, роняя костыли, лез за платком и долго сморкался, стараясь скрыть слезы. Мать Вади­ма, весь процесс простоявшая у процарапанной в од­ной из дверей щелки, била себя в грудь и задыхалась: «Вадик, детка! Вот тебе за твою честность! Господи, где же она — правда?!» Родители Аркаши — тихая еврей­ская чета — чурались всех и шептались со своим адво­катом.

Осужденных выводили из суда в маленький внут ренний дворик, где их ждала машина, оцепленная солда тами.

Мы спустились во двор и сгрудились там толпой чело­век в тридцать. Солдаты оттесняли нас подальше от ма­шины, к краю двора. Мы упирались. В толпе я увидел Лику Гуриели — уж и не знаю, как она туда проникла: она не отрывала глаз от зияющего входа в полуподвал, ее красивое лицо было сосредоточенно. Ожидание длилось долго. Наконец один за другим показались Вадим, Сергей и Ламара: они вышли из полуподвала и, быстро пройдя несколько шагов до машины, ни на кого не глядя, нырнули в кузов с зарешеченным оконцем, только Аркаша, шедший последним, остановился и помахал рукой.

Машина уехала. Оцепление сняли.

Толпа разошлась, подавленная и пристыженная, как трусливый свидетель надругательства.

Все кончилось.

Я нашел Лику и проводил домой. Она была не столько удручена, сколько сосредоточенна, как человек, принявший важное решение. Около своего дома она остановилась и сказала, что будет добиваться права на переписку как невеста; она посоветовалась с юристом и все узнала: невес­те должны разрешить.