Вскоре после Хаиши начались снега. На одном из подъемов машина забуксовала. Пока колеса обматывали цепями, я отошел к краю дороги. Мне и здесь представ­лялся бездонный провал с белыми бурунами в немыслимой дали. Но, к моему удивлению, снизу донесся не шум да­лекого глетчера, а близкий и безобидный лепет ручья: присмотревшись, я увидел, что стою над неглубокой бал­кой, округло и мягко заваленной снегом. Открытие выз­вало смешанное чувство досады и облегчения, стало стыд­но за свои страхи. Недалеко от балки шофер показал место, где разбился Юра-русский, двадцать лет проездивший по дорогам Сванетии: распознать опасность на этой дороге было невозможно.

Снег преобразил ландшафт: белые шапки на деревьях и наросты на выступах скал жемчужно отсвечивали во тьме, придавая ущелью фантастический вид. Они мед­ленно и загадочно перемещались на черном фоне, подчер­кивая медлительность нашей езды. Наросты снега то за­мысловато и мягко сливались и перетекали друг в друга поверх скал, то опять распадались.

У очередного поминальника мы неожиданно остано­вились, и шофер попросил: «Здесь Гиваргил — мой брат. Выйди, помяни за меня, а я больше не буду, а то не до­еду...»

В кувшине на полочке плескалась рахи — фруктовая водка.

Когда я вернулся в кабину, шофер с хмурой улыбкой попросил: «Слушай, земляк, если хочешь добраться с миром, поговорим о наших детях...»

Светало, когда миновали поворот на Бечо и слегка под уклон покатили к Местии.

Из рассветной мглы вставали заснеженные горы. Вдоль дороги мягко горбились сугробы, на пнях стояли огромные белые куличи. Проезжая очередной поворот, шофер негромко сказал: «А здесь Бекну... в трех километрах от дома...» «Разбился?» — спросил я, поскольку на обочине не было никакого знака. Он молча кивнул. «Уснул за ру­лем. А в кузове двенадцать человек». «Почему никакого знака?» «Тут впору часовню строить»,— сказал шофер.

В лиловатой рассветной дымке показались башни Мес­тии.

Был белый облачный день. Дым из труб сливался с небом. Морозило, и серебряная пыль колко посверкивала в воздухе. Между башен из желтовато-серого камня разгу­ливали худые длинноногие свиньи с треугольниками на шеях. Лаяли собаки, и где-то в стороне Ингури работал движок.

При выходе из поселка мне навстречу проскакал боро­датый мужчина в бурке на нескладном чалом жеребце.

Старуха тащила в гору лохань с углем, поставленную на санки; ей было трудно, и она впряглась, перекинув веревку через грудь.