Вечерами мы собирались в беседке под липой. Иногда к нам присоединялся дедушка. Он появлялся со стороны по­греба с бутылкой особо отобранного вина и нес ее, чуть нетвердо ступая, словно уже захмелев, позвякивая надеты­ми на горлышко стаканчиками. Только в старости его пыт­ливый ум и любознательность, разбуженные церковно­приходской школой и случайными сведениями из газет и отрывного календаря, обрели настоящий источник. Дедуш­

Ка черпал из него осторожно, зная но опыту жизни, что в мире нет ничего не исчерпаемого, и потому не требуя мно­гого от рассказчицы — удивительной женщины, волею су­деб заброшенной в его дом. Он изредка присоединялся к нам и, выслушав одну историю, уходил.

Ему в тот год перевалило за восемьдесят. Он не мог, как прежде, заниматься хозяйством, и душа прагматика, отор­вавшись от земли, предалась созерцанию и воспоми­наниям. Я с удивлением и нежной тревогой всматривался в него, на первый взгляд ничуть не изменившегося внеш­не — тот же высокий рост, та же сухощавость и крестьян­ская опрятность в одежде. Его преобразили глаза, вдруг сделавшиеся грустными и мечтательными, с каким-то до­верчиво-изумленным выражением в глубине, а отросшая мягкая седина и серебристая щетина (он теперь неделями не брился) довершили преображение.

С тем же детским выражением доверия и удивления он слушал рассказы Этери Георгиевны. Я замечал, что такое его увлечение не доставляло удовольствия Ивлите. Однаж­ды она с досадой шепнула мне: «Совсем старика с ума све­ла!», а в другой раз, собравшись с духом, прервала рассказ­чицу: «Нельзя ли что-нибудь попроще, калбатоно Этери...» На что та чутко откликнулась: «Не волнуйтесь, Ивлита, уверяю вас, для такого человека, как уважаемый Онисе, в наших историях нет ничего сложного».

Сложного в ее рассказах и впрямь ничего не было: она питала слабость к историям страшным и необъяснимым. Чуть закинув седую голову и обводя притихших слушате­лей возбужденными глазами, она рассказывала о загадоч­ной судьбе экспедиции Картера, участники которой погиб­ли после обнаружения гробницы Тутанхамона от непонят­ной, неведомой медицине болезни; якобы каждый из уми­рающих видел проступающие над ним египетские иерог­лифы...