Ны машин и яхт, нашумевшее в городе изнасилование артистки мюзик-холла и регулярные дебоши в ресторане около Кобулети, нередко сопровождаемые пальбой. Чет­верка терроризировала город, и это сходило им с рук: стоило делу принять серьезный оборот, у них находились могущественные заступники. Назвать заступников поимен­но не составляло труда: трое из четверых были сыновьями местных «денежных мешков», связанных как с нашумев­шей в те годы «цитрусовой мафией», так и с традиционной для Батума контрабандой; в городе не шутя говорили, что эти люди не считают свои доходы, а взвешивают их. Ради отпрысков они бросали на весы правосудия любые суммы, словно бы убеждая себя в безграничности власти денег, а значит, и своей власти. Поразительные вещи открылись на следствии: в то самое время, когда разра­зился трагический ночной инцидент, двое из четверых числились заключенными в лагере неподалеку от Самтредиа (осужденные по предыдущему делу). Именно по этой причине к раненому не сразу вызвали «скорую помощь» — понадеялись на домашние средства и живучесть молодого организма. Но надежды не оправдались. И тогда потрясен­ный и уязвленный в своем могуществе клан погибшего объявил войну.

Материалы следствия передали на доследование. Все началось сначала — финансовый механизм заработал на всю мощность, удесятеряя и без того баснословные ставки. Неизвестно, чем бы закончилась борьба, окажись сопер­ником «денежных мешков» человек послабее Сандро Мхеидзе. Вот когда артиллерийский капитан опять по­чувствовал себя на передовой, перед прущими на него танками! И, надо признать, он был великолепен! Я опять восхищался им, как в школьные годы.

Ценой больших усилий, воспользовавшись бумом вок­руг моей повести, мне удалось напечатать в газете су­дебный очерк, но его так искромсали, что публикация лишилась смысла: ничего не сказав по существу, она внесла в процесс ненужную и даже фальшивую ноту. Тогда я дал зарок: если нет возможности высказаться внятно — лучше промолчать.

Время, потребное на два следствия (а оно растянулось больше года), Джумбер отсидел в батумской тюрьме. О его жизни в заключении я знаю от сокамерника, с которым Джумбер сохранил добрые отношения: в перенаселенной камере он оставался тем же, кем был на воле: ©порой