Едва удалось выкроить минуту, чтобы написать Джумберу адрес Элико и попросить отвезти ей заработанные у Галактиона деньги.

19 апреля

Утром просыпаюсь поздно, но встаю легко, без привыч­ной уже разбитости.

Солнце высоко поднялось над горами. Туман из ущелья вытаял и высох. Припекает.

Над виноградником порхает большая желтая бабочка. Между зазеленевших лоз вижу Нугзара.

— Нугзар!

Не прекращая работы, откликается:

— Наше почтение, Отар!

— Давно пришел?

— Крепко почивать изволите, барин! А работать кто будет?

— Сейчас спущусь, только чаю попью.

Остановился в классической позе крестьянина — сло­жил руки на черенке и оперся.

— Ладно, не спеши, я и сегодня в отгуле... Там Нато тебе сверточек прислала.

— Скажи ей, чтоб больше не смела.

— Это почему же?

— Внуков орава, пусть их кормит.

— Ничего. Ей легко дается. Как нашей матери — цар­ство ей небесное!

Плетусь к умывальнику, тычу одной рукой в носик. Пригревшаяся на солнце кошка тоже умывается одной лапкой, точно передразнивает меня.

В присланном Нато сверточке городские булки и мед.

Когда я спросил ее, сколько у нее, внуков, она округ­лила глаза: «Семнадцать! —И засмеялась смущенно и гор

До.— Шестеро детей и семнадцать внуков... А у тебя, Отар?»

Я только рукой махнул.

Спускаюсь в виноградник, одолеваю плетень и нахожу свою мотыгу.

— Драсты, хазэин, драсты! — Нугзар подделывается под своего отца.— Зачем беспокоился, хазэин? Наши де­ла — работай, твой дела — спи.— И, обернувшись ко мне, вдруг: — Помнишь, как моя матушка разорялась на всю деревню? Аж в ушах звенело... До сих пор иногда снится, как она зовет: Мариам, ай Мариам!..

— Я-то помню, а ты когда наслушался? Она же к ста­рости примолкла, бедняжка.

— Успел,— объясняет Нугзар.— Достался и мне кусок пирожка. Я ж с сорок шестого — дитя победы! Мать уве­ряла, что в первую же ночь после возвращения отца понесла. И сама не ждала, что от последних силенок такой урожусь. Да удался, говорит, на радостях.