Библиотека для чтения в городе — это вечнозеленое дерево дьявольского познания, и кто постоянно забавляется его листами, тот и до плода дойдет.
Шеридан Р.
Джумбер не обдумывал ситуаций и потому не вписывался во время.
Моя бывшая жена, музыкантша и модница, любила помечтать: «Ах, как я хотела бы родиться в восемнадцатом веке! Носить фижмы, ездить в карете, играть на клавесине!..» (Не на чонгури, а на клавесине — где бы она его взяла в своем Схвитори?) Жена жеманничала. А Джумбер Мхеидзе имел несчастье родиться не в свою эпоху. Живой анахронизм. Благородный рыцарь в середине двадцатого века. Звучит слишком высокопарно, но, слава богу, я никому ничего не доказываю; я только пытаюсь облечь в слова свое знание.
Помнится, наша общая знакомая, безответно влюбленная в Джумбера, перевела с английского поразивший ее отрывок из сказаний о Рыцарях Круглого стола, то место, где речь идет о благородном Ланселоте, и, прочитав его, с грустной улыбкой добавила:
«Сказано как будто о твоем друге, ты не находишь?»
Любовь сделала ее зорче; не я один видел чреватый трагедией анахронизм.
Другим доказательством моей гипотезы был его облик, но это, выражаясь математически, доказательство от противного, поскольку я имею в виду не бросающуюся в глаза физическую силу (к двадцати годам Джумбер стал настоящий богатырь), а его неизменную, строгую униформу. Он всегда застегивался наглухо, точно скрывал кожную болезнь. Школьный мундирчик сменил темно-серый костюм с непременным галстуком под самое горло; темный плащ, длинное пальто; при всех модах и поветриях аккуратная
Стрижка, гладко выбритые щеки. Словом, не средневековый рыцарь, а среднестатичный чиновник из солидного ведомства. Униформа была неосознанной и трогательной попыткой затиснуть натуру в рамки и обмануть судьбу.
Я понял это с годами. Но многое открылось еще в детстве. Все началось там.
Началось с рассказов новенького о Сухуми, куда они переехали в начале войны к родственникам отца, ушедшего на войну.
Мы слушали, по-деревенски разинув рты. Еще бы: в этих рассказах по затемненному городу шныряли немецкие диверсанты с фонариками для сигнализации, а известный всему городу бродячий артист-скоморох, устраивавший представления во дворах, оказывался матерым шпионом; раненые из госпиталя в благодарность за курево обещали Джумберу забрать его на фронт, а сосед по дому, комиссованный летчик, работавший шофером, сажал рядом с собой и пускался в немыслимое лихачество: на центральной площади ставил свой «виллис» на два колеса и в таком положении описывал круги; на том же «виллисе» взбирался по бездорожью на заснеженную гору и сигналил оттуда до хрипоты. Своими подвигами летчик доказывал начальству, что может летать, но кончилось тем, что у него отобрали права и машину, после чего он запил и, околачиваясь возле школ, выпрашивал у мальчишек деньги на водку... Несколько раз немцы бомбили город, и Джумбер сам тушил зажигательные бомбы. А однажды ему удалось пробраться в порту на дожидающийся ремонта танкер; когда его обнаружили, пришлось сигать с кормы в море, а высота кормы метров пятнадцать!..