На той пирушке Бесо учуял, что не все его старые зна­комые по-прежнему пахнут ветром, тюрьмой и порохом. От многих из них теперь разило смешанным запахом универмаговских складов, где они состояли отнюдь не на должности крысоловов, а самые толковые и бесцеремонные попахивали даже строгим запахом деловых бумаг с печатями. И почти все рады были видеть лихого сотра­пезника и заводилу, вместе с которым они, спеша, обжигаясь, вкушали сладкие и горячие дары молодо­сти.

Шло время. Бесо все тверже становился на ноги, но в новой среде он оставался на третьих ролях...

Когда артель, возглавляемая Красным Симоном, пыхтя и отирая со лба тяжелый крестьянский пот, выкарабкалась из разрухи, Бесо оставил завод, где возможности для не­доучки были ограничены, и перешел на ферму — заведую­щим. Некоторым казалось, что скачок этот удался Бесариону благодаря рекомендациям влиятельных товарищей

14 а. Эбаноидзе:

417

Из района и отличной характеристике, вынесенной с завода. Но Красному Симону — соседу и почти одногодку Бесо — не нужны были его характеристики, он знал Бесо как об­лупленного. Тут представляется более справедливым пред­положение моего деда о том, что Красный Симон хотел использовать хватку и деловые способности Бесо на поль­зу колхозу. Чем это кончилось, известно.

Потом была война. После войны Бесо прекратил про­цветавшую четыре года торговлю вином и чачей. К его удивлению, в мирное время спрос на спиртное упал. Странно! Но за этим угадывалась недоступная ему законо­мерность. Как и за тем, что старики и старухи не умирали во время войны, словно им обязательно нужно было дож­даться ее окончания.

Дождавшись мирной весны, умер н старый Поли­карп — умер на мельнице, на руках у сельчан, вынесших его во двор на травку, в тень ветел. Мужики затворили во­ду, и смерть пришла к нему в полной тишине... А через не­сколько дней после похорон свекра Елена родила четвер­того сына. Нарекли его в честь деда Поликарпом, но имя было старое и какое-то неуклюжее — Поликарпе,— и мальчика всю жизнь звали Чико.